В осенней аффектации, приватно
листве вручая птичие права,
природа попыталась деликатно
коснуться перспектив: едва-едва.

Седой Борей (тот самый, при котором
она и не жива, и не мертва) вздохнул —
да как: взвыл лес сиротским хором,
взъерошилась пожухлая трава.

Но солнечную будущность пророчит
кленовый лист, витая в облаках,
осинки щекотливые хохочут,
румянец выставляя напоказ.

С живой водой смешав вино заката,
удвоив жизнь, как школьник дважды два,
река, первопроходец плагиата,
палитру неба прячет в рукава.