— Кабы корова, отмахиваясь от мух,
коснулась бы,
невзначай, хвостом
струн арфы,
иной,
неземной,
родился бы звук, —
проплыло в предрассветном
сознании
Марфы.
Поправила платок,
коря себя за то,
что
сказала корове обидное слово,
спросонок,
забывши, за житейскою суетой,
своё назначение —
добротой,
и тёплым словом,
касаться всего живого.